Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание.

К. Маркс «К критике политической экономии» (1859)

Совершенствование нашего цивилизационного строя зависит не только от прогресса производственных отношений и сил, но также от открытия человеком того, что может ими быть. И действительно, если лишить современное производство его сил, тотчас вытекающее отсюда развитие общественных институтов подвергнется постепенной стагнации, поскольку человек не существует вне производства, а более всего – вне общественного производства. Причины же, направляющие человека к созидательному труду разнятся в тех или иных культурах, потому что в одних рост производственных сил обусловлен количеством имущества, ресурсов, накоплением богатств, перенаселением, частной собственностью, – у других он характеризуется либо отсутствием перечисленного, либо низким выражением. Однако труд не существует сам по себе и не имеет практического значения без его совместного обращения, потому как выживание нашего вида невозможно без совместного общественного производства.

Поставив таким образом два взаимодополняющих тезиса в единый ряд, следует создать заглавный вопрос, разграничивающий их соотношение. Поэтому с моей стороны извинительно сказать, что его приблизительная ценность звучит следующим образом. Что объединяет открытия, изобретения производственных сил и общественное производство? Или иначе: что общего между изобретениями и производством?

Приступая теперь к дискуссионной части изложения необходимо сконцентрировать внимание на уже имеющихся примерах, чтобы проследить влияние вышеуказанного на развитие цивилизационного строя. Для этого предлагаю рассмотреть примерный хронологический порядок становления производства с точки зрения неолитической революции, исторического материализма – и заодно предлагаю определить будущую роль созидательного труда впоследствии четвертой промышленной революции.

Наиболее существенным преобразованием производства принято считать переход от присваивающего хозяйства к производящему. Эта революция сознания сопровождалась тем, что человек переставал быть в полной зависимости от природы и учился подстраивать окружающий мир под свои нужды, производить ранее отсутствующие или находящиеся в дефиците продукты и предметы, но главное – человек учился использовать природу, ее материалы, воздействовать на нее, пытаясь решить проблемы нестабильной среды. Пошаговое смещение охоты, собирательства и рыболовства сопровождалось появлением скотоводства и земледелия одновременно с развитием ремесла, что указывало людям путь для новых свершений, изощряя некогда примитивное мышление.

Эта дифференциация мышления и имеющейся силы на еще неизведанные возможности способствовала введению производства во все сферы общества; оно тем стало подразумевать не только произведение продуктов материального расхода, потребления. Открытие созидательного труда меняло представление об устройстве мире, поскольку теперь становилось возможным выращивать различные дикорастущие культуры, скрещивать и потому гибридизировать их, как это произошло с современной высокоурожайной пшеницей. Кроме того, обнаружение, что ранее положенное в землю зерно злака с течением времени начинает расти – продолжило ряд изменений в мышлении. Более предприимчивые умы, воодушевленные оным нововведением, инициировали культивирование отбором лучшего зерна и соответствующим посевом, что привело к заботе о чистоте и качестве продуктов. И это примечательно постольку, поскольку простое заключение того, что ухаживание за хозяйством наряду с контролем его качества давало человеку повод возвыситься и точно так же усомниться в природе, соединив качество и пользу от ухода за хозяйством. Идентичная ситуация складывалась при одомашнивании, уходе за скотом и растениями, при ремесленническом труде, разделении самого труда и т. д., хотя установить, что именно из всего перечисленного предшествовало и видоизменяло отношение одного к другому я не решаюсь. Тем не менее, опустив этот момент мы видим то могущество, которым наделяется человечество открывая возможность извлекать из природы выгоду и прежде всего приспособление, как основу нахождения своего места в ней посредством труда. Иначе говоря, до направления труда в русло произведения чего-либо, когда древними еще осваивался огонь, влияющий на изменение в питании и поведении, а также каменные орудия и другие не менее важные изобретения, – сознание было в рудиментарном состоянии. Однако основываясь на приобретенном опыте, совершенствование человеческого вида стало возможным благодаря общественному труду, компенсирующий и по сей день недостаток покинувших нас инстинктов. При этом положено добавить, что изготовление орудия впрок, – как отмечает в своем бестселлере Ю. Б. Гиппенрейтер, – предполагало наличие образа будущего действия, т. е. передачу знания последующему поколению через изобретение. Нетрудно также заметить, что заключающееся в орудии труда знание обогащало производственные отношения. Наконец, утверждение труда необходимым и воспитывающим компонентом общества оттесняло на второй план тотемизм и веру в божественный промысел.

Параллельно сказанному следует напомнить об еще одном открытии, которое кардинально изменило традиционное представление о труде на до и после. Помимо того факта, что силу и волю можно направлять в произведение различного рода продуктов, с расцветом сельскохозяйственного производства появляется рабство, поскольку развитие обществ и соответствующее увеличение числа жителей требует дополнительной рабочей силы. Впоследствии данная потребность привела к насильственному принуждению выполнения работы, использовав отсюда человека как орудие труда.

На этом моменте, пожалуй, прежде чем мы перейдем к историческому материализму аккуратно продолжив повествование, предлагаю ограничиться располагающими выводами.

Трудно оценить открытие труда и следующего затем производства, которое определяет цивилизацию на столетия вперед. Созидательный акт реформировал наше приспособление к окружающей среде, являющейся, в общем говоря, огромным раздражением главным образом подчеркнув то, без чего выживание, а особенно интеллектуальное созревание человеческого вида невозможно: без общественного производства и разделения труда. Мы не существуем вне общества, и труд лишь одного человека ничего не значит даже если допустить, что он неожиданно попал на необитаемый остров как Робинзон и теперь выживает в одиночку. Потому что на примере того же Робинзона, исключив предметы и провиант, подобранные им с потерпевшего крушение корабля, а также исключив знания до того приобретенные им в обществе, которые он использует строя защищенное жилье, приручая диких коз, собирая орудия и т. д. – его разумное выживание маловероятно, ведь знания обо всем этом не вшито в нем с рождения. И все же, если допустить, что человек может в одиночестве дойти до изобретения подручных средств, сами его производительные силы не будут соответствовать развитию. Ведь несмотря на то, что изобретения порой индивидуальны, они по большей части раскрывают потенциал при коллективных процессах и оттуда же берут предпосылки для их возникновения. В противном случае, на стыке старости одинокий островитянин умрет от недостатка продуктов, вследствие увядания сил и от неспособности оптимизировать промысел.

Диаметрально противоположная точка зрения, слегка мрачная с одной стороны и притом наиболее объективная – с другой, наследуемая историческим материализмом сообщает о том, как прогресс в производстве повлиял на становление цивилизации не только опираясь на нововведения, но точно так же следуя меркантильным побуждениям вместе с растущим числом родовой общины, богатств и самой возможностью грубой силой овладевать и эксплуатировать дополнительную рабочую силу вплоть до ресурсов, территории. Рабовладельческая ноша представляет из себя основополагающий экономический фактор, усиливший разделение труда, чье прямое отношение доходит до нас в настоящее время. Возможно, некоторым покажется это цинизмом, однако на деле именно рабовладение протоптало дорогу для возникновения классов эксплуатирующих и эксплуатируемых, где первые заключали в своих руках средоточие производственных сил, а вторые подстраивались под их владение деля место рядом с бедняками, рабами и военнопленными. Что, кстати говоря, касается военнопленных, уже исходя из одного только названия мы понимаем, что роль завоеваний была характерна оснащением производства иной силой. Как завещает Ф. Энгельс («Происхождение семьи, частной собственности и государства»), анатомируя ступени варварства, военнопленные обращались в рабов, и эта «польза» служила либо обращением тех в рабочую массу, увеличив тем самым прирост экономических средств, либо обращением тех в военную силу; либо же женщины и дети, – рассматриваемые как особый вид военной добычи – входили в состав семьи, восполняя недостаток неблизкородственных женщин и расширяя генеалогию отдельных семей. У нас поэтому есть основания полагать, что нахождение человеком в захвате, войнах, грабеже, нападении с целью расширения производства, решением генеалогических и территориальных проблем, вызванных перенаселением явилось закономерным итогом описанных затруднений. Так получилось, что складываемое здесь производство благоприятствовало росту населения и аналогичному росту потребностей. А потому ужасы завоеваний первоначально не были движимы психологическими причинами. Их лейтмотив лишь в дальнейшем закрепился удовольствием, извлекаемым из насилия, жестокости и подчинения. Нельзя, следовательно, утверждать, что агрессия, обусловлена животными корнями – наоборот, извлекаемое удовольствие от причинения боли – это исключительный продукт нашего вида. Это, в частности, относится к теме созидательной деятельности бережливым отношением между господами и рабами. Ведь несмотря на разделение обществ на классы, способ производства вынуждал регулировать использование одних людей другими, чтобы сохранить общественную деятельность, поскольку полноценная работа не существует без здоровых людей.

Дальнейшая история образования цивилизации доказывает господствующее положение совместной работы. Последующее формирование иерархической системы владения земель связана с отдалением родового строя и реорганизацией владеющих собственностью, рабами семей с помощью военной демократии. Война становится обстоятельством, побуждающим общество на сплочение, ввиду того, что дает требуемые ресурсы, расширяет горизонт отдельных сообществ; она же отдаляет классы, образуя еще слабовыраженный полицейский контроль, больше всего состоящий из военнопленных и рабов, которые добываются военной деятельностью. А поэтому военная демократия порождала феодализм, подчиняющий собственников земли и эксплуатируя труд зависимого отсюда крестьянина. Хотя, как и прежде феодализм базировался на рабском труде, он все же сопровождался некоторой свободой. Но далее подобный род производства терпит крушение перед первой промышленной революцией, централизующей переход от аграрной экономики к промышленному производству, где основное положение отдается кооперации рабочих воедино. Машина изменяла представление о производстве, меняя само понятие труда. Фабрики буквально меняли все! Мелкое ремесло и мануфактурная промышленность превращались в пыль из-под шкафа перед механизацией, обогащая культурное развитие, урбанизируя мир, увеличивая экономический рост и двигая научную мысль. Так феодализм сместился буржуазией и капиталистическим производством, а рабочая сила стала пролетариатом, работая по найму.

Следующая затем вторая промышленная революция вводила поточное производство повсеместно, проводя электрификацию. К чему потом третья революция прибавила автоматизацию и робототехнику; из инноваций отдельно отмечается цифровизация, развитие телекоммуникации, электроники. И вот, преодолев этот рубеж, мы убеждаемся, что человеческие изобретения видоизменили и продолжают видоизменять реальность, которые моментально лишаются смысла без общественного производства. Все созидательные операции, начиная с изготовления сложного двигателя, писательства, ваяния и заканчивая творческой деятельностью восходят своими корнями к опыту, знаниям предыдущих поколений и таким образом являются совместным продуктом общества.

Каждый индивидуум может создавать нечто свое, смотря на акт создания через призму нарциссизма. Однако он до сих пор остается бессильным в том, чтобы не ссылаясь на накопленный другими людьми опыт, произвести независимый от технических свершений, коллективных отношений, идей, мнений, свой оригинальный продукт. Надо потому сказать, что в этом нет ничего плохого, ибо безотносительно к тому, ставится ли за созданием чего-либо цель или нет – оно уже предполагает общественное обращение. Вдобавок хочется подчеркнуть существующее психоаналитическое мнение, что стремление к разрушению неизбежно возникает в тех случаях, когда не удовлетворяется стремление к созиданию (Э. Фромм, «Здоровое общество»). Наиболее отчетливо истинность отмеченной мысли прослеживается нами там, где насилие становится самоцелью при полном достатке средств, а тем более там, где готовность применить насилие в ответ, как это произошло с ядерным сдерживанием, – создает полные двуличия мирные соглашения. Поэтому какой бы желанной целью безъядерный мир ни был (А. Д. Сахаров), его отсутствие доказывает то, к чему ведет игнорирование ценности совместного производства. Ведь кровавая история человечества выступает примером того, как стремление к порабощению и насильственное заключение общественного производства в свои руки лишь разобщает цивилизационный строй.

Во всех случаях производство совершенствует человеческое сознание, потому что прогрессивное производство формирует столь же прогрессивный уровень интеллектуального развития. Прогресс должен вытеснять примитивное мышление, поскольку если в некоторых обществах или государствах культурное, интеллектуальное и экономическое положение находятся на низком уровне, то это лишь указывает на несоответствие прогресса в производстве.

***

Впереди четвертая промышленная революция. Ее наступление происходит прямо сейчас. Затронет ли она сферу человеческого сознания и пошатнет категории мышления? Определенно. С одной стороны, замена рабочей силы человекоподобными роботами породит очередное отчуждение классов; но если вспомнить наш вывод – в то же время современное производство породит соответствующее мышление. При нынешнем положении дел многие из нас проходя мимо магазинных полок, пользуясь компьютером и ставя рядом с собой баночку лимонада – даже не хотят вникать, каким трудом окружающие блага были добыты. Многие знают, что он был не прост и, к сожалению, это единственный вывод. И все-таки, независимо от того, говорим ли мы об обслуживании машинами человеческих потребностей в негативном или положительном ключе, без совместного производства мы не существуем. Следовательно, будущий прогресс предполагает решение проблем экономического характера, оставив нас наедине с проблемами культурного склада.