29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне прошли первые успешные испытания советской атомной бомбы, спроектированной специалистами КБ-11 – секретного предприятия, расположенного в закрытом городе Саров (Арзамас-16). Следующие несколько лет работы конструкторского бюро ознаменованы успешными испытаниями первой водородной бомбы (12.08.1953), тактической атомной бомбы (23.08.1953), в 1954 году проведены первые войсковые учения с применением атомной бомбы, в 1955 году испытана первая термоядерная бомба с двойным каскадом.

Несмотря на достигнутые результаты, 29 декабря 1955 года был издан секретный указ о создании на Южном Урале НИИ-1011 – предприятия дублера ядерной программы Сарова. Таким образом, правительство старалось решить две важные задачи дальнейшего развития отрасли – отнесение стратегически важного объекта на более отдаленное расстояние от западных границ, а также создание внутренней конкуренции между предприятиями по разработке и изготовлению ядерных боеприпасов. В 1956 г. из Арзамаса-16 в другой закрытый город Челябинск-70 на постоянное место жительства и работы выехала группа молодых ученых, в числе которых находились Лев Петрович Феоктистов, Евгений Иванович Забабахин, Евгений Николаевич Аврорин, Армен Айкович Бунатян и другие.

_________________________________________________________

Полигон Новая Земля. Скопление военной техники, люди в форме и несколько гражданских в тулупах лежат на кусках брезента, расстеленных поверх колючего полярного снега. На лицах людей напряжение, на всех защитные очки с черными копотными стеклами. По периметру испытательной площадки расставлены фотокамеры на штативах, устремившие ввысь посверкивающие зрачки объективов. Воздух над полигоном неподвижный и ясный. Утро. От края до края по горизонту тянется снежная целина. На небе ни облачка, тишина кругом. Лев Петрович Феоктистов, начальник отдела 12, рослый, поджарый мужчина, зябко кутается в не по размеру подобранный барашковый тулуп:

– Понятно, что почтовый ящик, но хотя бы намекнуть: возьмите теплые вещи…

– Замерзли, Лев Петрович? – учтиво спрашивает Е.Н. Аврорин, не подает вида, но и сам чувствует холод стылой земли, который пробирается сквозь одежду. – А я ведь тоже в парусиновых ботинках приехал…

– Внимание! – раздается в рупоре зычный голос офицера. – Воздух!

– Вот, – говорит Феоктистов, – сейчас отогреемся.

Тяжелым шмелем заурчал в небе груженый изделием бомбардировщик. Смолкли последние шорохи, голоса. Лев Петрович слышал только, как колотится в груди сердце – быстрее, быстрей. Сколько же там ударов? Сто? Сто пятьдесят? Больше? Надо успокоить мотор… Начал обратный отсчет, размеренно, как бы ориентиром, метрономом: десять, девять, восемь…

От тела самолета отделилась черная точка и заскользила вниз. Девяносто шестой при всей своей кажущейся неповоротливости заложил отчаянный вираж. Не достигнув земли, точка вспыхнула, возник растущий огненный шар. Неспешный, он уже добрался горячим дыханием до оголенных запястий, пылает жаром на пунцовеющих щеках, расползается в огромную бурлящую тучу, она висит в воздухе, словно грозный лик божества в перистых черных клочьях. Внутри сверкают молнии.

Вдруг воздух задрожал, земля заходила толчками, ударили раскаты грома.

– Внимание, эвакуируемся, – вторя небу, приказал все тот же грозовой голос.

Люди вскочили и, стряхивая налетевший, стремительно таящий снег, начали набиваться в автомобили.

Второй самолет отправился к эпицентру для измерений. Цепочка разведроты в защитных костюмах засеменила вперед для оценки дозиметрической обстановки.

***

В инженерном корпусе царили шум и оживленье. Испытания завершены, но насколько оправдался расчёт? Результаты измерений заносились в протоколы и сверялись с теоретическими данными. Несколько человек в военной форме стояли в насупленном молчании вокруг стола, за которым кипела работа. Один из них о чем-то поинтересовался у Феоктистова. Лев Петрович откликнулся. Начал что-то горячо доказывать, объяснять. Гениальный теоретик, он совмещал в себе черты блестящего рассказчика, самую сложную задачу мог разбить на составляющие, разложить все по полочкам и доходчиво объяснить любому слушателю. Обычно хладнокровный, на этот раз он был возбужден, ему хотелось как можно скорее увидеть результаты. Тем более, пока удавалось сохранить ясность ума. Прикомандированный эскулап третий раз заглядывал со спины: Лев Петрович, необходимо употребить… Соседний стол был обильно уставлен закуской и бутылками со спиртным – расширить сосуды, чтобы не допустить задержки альфа-частиц.

– Не сейчас, не сейчас, – отмахивался Лев Петрович.

Наконец, откуда-то из глубины донеслось: все сходится, почти стопроцентное совпадение! Сразу всех охватила радость, на смену тревожному ожиданию пришло всеобщее воодушевление. Все начали хлопать, смеяться. А потом вдруг резко наступила усталость. И захотелось домой. Скорее увидеть близких, отдохнуть, а после с новым азартом взяться за работу.

В аэропорту Архангельска ждал неприятный сюрприз: в ближайшие сутки подходящих рейсов не предвиделось. А ведь кто-то не удержался, уже отрапортовал телеграммой домой: готовь дырку пиджаке – целую – скоро буду. Армен Айкович взял на себя инициативу: собрал с товарищей стопку красных удостоверений и направился к начальнику аэровокзала. Сумел договориться. С хвоста грузового АНа выволокли часть груза. Вмонтировали в пол кресла, рассадили пассажиров и отправили рейс.

– Товарищи, а вы кто? – заинтригованно спрашивали приставленные к неожиданным пассажирам стюардессы.

– Циркачи, – невозмутимо заявил Армен Айкович Бунатян, – очень известная труппа.

– Да ладно вам, – не унимались девушки, – скажите правду.

– Преступники мы, – переключился Бунатян, – воры в законе. Была всесоюзная сходка.

– Правда? – удивились стюардессы. – А мы думали, что ученые. Вы очень на ученых похожи.

– Ну, наши ходки посчитать, тут каждый ученым выйдет. Вон, видите того? – кивнул в сторону Феоктистова. – Прозвище знаете какое?

– Како-о-е?..

– Академик!

Кто-то закашлялся в сжатый кулак. Феоктистов густо покраснел. Девушки разлили чай и, недоверчиво улыбаясь, удалились. Поверили, что ли?

***

Все испытания проходили в режиме строгой секретности. Как и работы по созданию «изделий». Они оставались тайной за семью печатями даже для самых близких людей. Вера Алексеевна Аврорина, супруга Евгения Николаевича, о том, какими работами занимается ее муж, узнала совершенно случайно.

В столовой управления ожидался банкет, приехал министр среднего машиностроения, сам Ефим Павлович Славский. Было солнечно и тепло. Прекрасное время для пешей прогулки. Супруги шагали вдоль берега Синары. Жили в городке не первый год, а глаз никак не нарадуется живописности мест. Кругом леса, озера, горы. Лес смешанный, и каждая осень раскрашивает горы затейливым ярким узором – зеленым, красным, золотым. Потом приходит зима. Сначала припорашивает уступы, а позже и склоны прибирает своим щедрым лебединым крылом. И в любое время года так. Весна, лето, осень, зима, – полна природа какой-то внутренней, затаенной гармонии.

– Что же вы разработали такое, если к самому Славскому на банкет приглашают? – спросила Вера Алексеевна.

– Ничего особенного, новые виды вооружений.

– Говорят, кого-то будут к наградам представлять?

– Может быть, кого-то и будут, – пожал плечами Аврорин.

– Женя, Женя, – улыбнулась Вера Алексеевна, – ничего же от тебя не добьешься.

В банкетном зале собралось человек сорок. Но все знакомые лица. Ефим Павлович, как полагается, сидел во главе стола. Статный, видный мужчина, пиджак оттянут на широкой груди тяжелой россыпью орденов. На столе блюда с салатами, тарелки с колбасной нарезкой, в хрустальных фужерах шампанское нетерпеливо метает брызги. Собравшиеся ждут, кто из руководителей первый возьмет слово. Встал сам министр. «Товарищи! – торжественно забасил он, – наши атомные бомбы…» Вера Алексеевна от неожиданности втянула голову в плечи. «Какие атомные бомбы?»

__________________________________________________________

22 апреля 1958 года шесть сотрудников НИИ-1011 были удостоены Ленинской премии за разработку и передачу на вооружение первых термоядерных зарядов СССР для оснащения авиабомб и ракетных комплексов. Среди лауреатов был и Лев Петрович Феоктистов. Академиком он стал значительно позднее. Что касается первых лет нового предприятия, это были годы напряженной и плодотворной работы. В апреле 1957 года, всего через два года после создания нового ядерного центра, НИИ-1011 начал испытывать ядерные заряды своей разработки. К концу 1958 года испытаний было проведено более десяти. В 1958 году были разработаны и переданы на вооружение первые термоядерные заряды. В 70-е годы общее количество зарядов, имеющихся на вооружении армии, более чем на две трети было произведено в Челябинске-70, хотя число специалистов, работавших на предприятии, было втрое меньше, чем в Арзамасе-16.

Но выделять одно предприятие на фоне другого в деле становления советской ядерной программы – неверный поход. Вклад предприятий необходимо рассматривать суммарно, а имевшая место конкуренция предполагалась изначально и шла на пользу общему делу. Если говорить о противоречиях между руководством КБ-11 и НИИ-1011, то они были, порой перерастали в острые споры. Предприятия конкурировали не только по количественным показателям произведенных изделий, каждое отстаивало свою идеологию дальнейшего развития ядерных вооружений. КБ-11 при поддержке правительства и самого генсека Никиты Сергеевича Хрущева сконцентрировалось на идее создания боеприпаса рекордной разрушительной силы. Руководство НИИ-1011 отстаивало перед правительством свой курс на миниатюризацию ядерных зарядов для фокусировки на военных объектах противника с минимальными последствиями для гражданского населения. Но, несмотря на разногласия, общая задача, поставленная перед ядерными центрами, была достигнута – в противостоянии двух супердержав у Советского Союза появился своевременный аргумент для равноправного диалога.

Сегодня наличие ядерного вооружения ставит перед человечеством глобальные, тяжелые вопросы. Ужасающей кажется сама возможность ядерной войны. Но нужно понимать реалии тех лет, когда создавалась советская ядерная программа. Она была ответным шагом на действия Соединенных Штатов, которые первыми создали атомную бомбу и уже имели варварский опыт ее применения на территории другой, на тот момент беззащитной, страны. Дальнейшее поведение государства с явной претензией на мировое господство казалось абсолютно непредсказуемым. Ученые всего мира оставались солидарны в оценке событий тех лет: только появление собственного ядерного оружия в Советском Союзе могло стать сдерживающим фактором в условиях угрозы новой, глобальной войны. И главным мотивом работы тысяч советских людей были не звания и награды, но сохранение мирного неба над головой, сохранение будущего для своих потомков.