Он положил свою шершавую ладонь на важную часть фрезерного станка – стол. Любил Владимир Иванович ощутить его металлический холод, прежде чем приступить к работе. Обошёл вокруг своего любимца, осматривая его снизу доверху. Этот ритуал, что длится уже сорок лет, приносит ему душевную радость. Уверенными движениями рук ловко закрепил фрезу и включил станок. Началась магия: обработка важной детали для выпускаемых на родном заводе машин. Металлическая стружка причудливой формы летит в поддон. Волшебником чувствует себя фрезеровщик. Душу вкладывает в работу. Иначе и не может.

 ***

 Мысль стучится: «Вставать пора». Глаза открыл: «Значит, это был всего лишь сон». На будильник взглянул – не завёл с вечера. А зачем? За сорок лет привык вставать в пять утра, минута в минуту. Бодро вскочил с постели, радуется: на любимую работу собирается. Собачонка подбежала, ласкается о ноги хозяина. Жена подошла, тревожно взглянула на мужа:

– Ты куда собираешься?

– Как куда? На работу.

– Тебя вчера торжественно проводили на пенсию. Забыл?

Остановился, взгляд потупил. Вспомнил, семьдесят ему исполнилось. На супругу растерянно посмотрел.

 – Да я так, по привычке. Пройдусь с мужиками, с которыми в электричке на работу езжу. – И со вздохом поправил. – Ездил.

 – К завтраку не опаздывай. Твои любимые котлетки приготовлю. Спешить теперь некуда…

Вот они: мужики. На тропинке четверо, поджидают друг друга. За руку здороваются. Непременно по-дружески подшучивают, подтрунивают и рядком шагают, спешат к электропоезду.

 – Владимир Иванович! Тебе чего не спится? – удивился Степан, протягивая руку для приветствия.

 – Да так. Проводить захотелось вас.

 – Эх, меня бы скорее выпроводили на пенсию! – мечтательно произнёс Серёга.

 – Сороковник ещё не разменял, а туда же! – усмехнулся Александр.

Гукнул поезд. Остановился. Двери распахнул, будто для Владимира Ивановича. Не раздумывая, он за друзьями-товарищами в вагон поспешил. Вся компания в излюбленном купе уселась. Ехать всего-то пятнадцать минут. Знакомые пассажиры улыбаются, кивают в знак приветствия. А Владимир Иванович радуется: всё как прежде, будто и не было никаких проводов на пенсию…

 Душа замерла: в руке пропуск, который не успел ещё сдать. Поспешил через заводские проходные, да чуть ли не бегом в родной цех.

 – Владимир Иванович! Дорогой! – услышал он за спиной голос начальника цеха. – Ты куда? Потерял чего вчера?

 Ссутулился от неожиданного вопроса, будто провинившийся школьник:

– Простите, Михаил Николаевич. Потерял. Себя потерял. Руки зудят, работы требуют. Душа томится. Станок всю ночь снился. Разрешите, постою возле Андрюшки, проверю, как он усвоил мою науку, как управляется со станком.

– Да отлично с работой справляется твой ученик, – с гордостью посмотрел начальник цеха на лучшего фрезеровщика завода. – Ах ты, дружище! – тронул Михаил Николаевич плечо Владимира Ивановича. – Да иди уж к нему, проверяй.

«И впрямь: отлично Андрюшка работает. Ни одного неправильного движения, – комментирует про себя Владимир Иванович. – И придраться не к чему. Сколько же было у меня за мою рабочую жизнь учеников? – Задумался: имена и лица пронеслись в памяти. Вспомнился Дима Лёвкин. – Превосходным стал фрезеровщиком, потом на инженера выучился, в конструкторском бюро теперь работает. Не все, конечно, заслуживали похвалы. А Андрюшка хваткий, чувствуется, что работает с душой. Не стыдно мне будет за него».

Неторопливо текут мысли Владимира Ивановича под рабочий шум станка. И эти звуки для него словно музыка лечебная. Вот и готовая уже деталь в руках Андрея. Осматривает придирчиво, тщательно производит замеры, с чертежом сверяет, вопросительно смотрит на учителя. Одобрительно тот кивает ученику: с гордостью можно такую работу предъявлять контролёру ОТК. Устанавливает Андрей очередную заготовку. Ничего для этого не мешает, все условия есть: хорошее освещение, тепло, в отличном состоянии станок, работа на нём в полной безопасности…

 Вспомнились Владимиру Ивановичу тяжёлые девяностые годы. «Плохо отапливались цеха, часто отключали газ, электроэнергию. Было холодно, руки застывали. Прибежишь, бывало, к печке-буржуйке (приходилось устанавливать их в цехах), пальцы онемевшие разогреешь, про запас в расстёгнутую ватную куртку тепла схватишь и опять бегом к станку. По собственному замыслу приходилось доводить до совершенства металлообрабатывающие инструменты, необходимые для специальных фрезерных операций. Ум, профессиональный опыт и сноровку вкладывал в каждую деталь, радость при этом испытывал. До сих пор пользуются моими приспособлениями ученики и мастера-фрезеровщики… Зарплату тогда часто задерживали, но на работу исправно приходили, верили: придут лучшие времена. Вера в страну была крепка»…

Притих станок, фейерверк из металлических стружек закончился.

– Обедать пора, Владимир Иванович, – произнёс Андрей, уважительно взглянув на наставника. – Пойдём в столовку.

Очнулся от воспоминаний пенсионер, вздохнул.

– Нет, не пойду я. Зачем душу травить, объясняться со знакомыми, что я тут делаю? Поеду домой на домашние котлетки: жена, небось, волнуется…

Быстро, не оглядываясь, зашагал он к проходным. Дрогнула рука, сердце защемило: пропуск сдал насовсем. Укором показалась ему добрая фраза: «Счастливого вам, Владимир Иванович, отдыха на пенсии».

 ***  

Седой воздух окутал ноябрьский день. Вздохнул глубоко: «Всё! Свобода!.. И что мне делать теперь с ней?» – Болью в груди отозвались эти мысли. Неожиданно услышал машинный рокот. Из выездных ворот завода показались колёсные тягачи. На ходовые испытания выходит военная техника, – мелькнуло в голове. Боль сменилась радостью и гордостью: «И я причастен к созданию этих могучих машин – защитниц Родины».