– Леонтий Тарасыч, вас в цех!

Инженер Леонтий Тарасович был занят. Очень. Отвечал на срочное письмо «Волгостроя». Волгостроевцы писали: наши письма номер такие-то (перечислялось десяток исходящих номеров) без ответа, срочно исправьте обозначение на чертеже таком-то. Он искал все эти письма, которые остались без ответа, чтобы подшить копии к ответу.

– А что вы хотите? Ведь это процесс! – говаривал он.

– Вас в цех! – снова и снова раздавался в трубке настырный голос технолога.

На третий день Леонтий Тарасович добрался-таки до цеха.

– Вот! – сказала технолог. – С «Волгостроя»!

И помахала ещё одной пачкой писем. Всё того же содержания: исправьте чертёж.

– Попейте чаю, – сказал Леонтий Тарасович. – С яблочком. Народный рецепт, вековая мудрость предков, – вынул из кармана яблоко и положил перед технологом. – Когда будете писать мемуары, можете сослаться на вековую мудрость предков…

– Леонтий Тарасович! – не унималась технолог. – Чертёж править будем?

– Будем, – убеждённо пошевелил он бровями, – будем… э-э-э… то есть… ведь это процесс! Будем разбираться. А если не просто так чертёж править? Ведь это не в носу поковырять. Будем работать!

– Этот вопрос держит всё производство!

– Покушайте мандаринчик, – Леонтий Тарасович достал из другого кармана мандарин.

– А чертёж? Нам на той неделе сдавать блок!

Инженер и изобретатель затосковал. Исправить обозначение! Девять подписей, из которых одна – зама директора, он принимает по таким вопросам раз в неделю. Одну можно получить только случайно, подписующего лица никогда нет на месте. Разве что у кассы в день зарплаты подкараулить. Ещё на две подписи надо потратить по две недели на каждую, соответствующие отделы добиваются повышения окладов, им важно показать факт загруженности вплоть до неукладывания в стандартный срок. Плюс любители глупых вопросов вроде – «а почему это не было сделано в плановом порядке, в десятой пятилетке?». И, главное, Марица Никаноровна! Говорят, страшнее кошки зверя нет. Если бы! Только в очереди к ней чертёж может лежать и два, и три месяца. А ещё само объяснение с нею. «Как я скажу, так и будет, мне неважно, что, где и в каких документах записано, у меня инструкция, моя подпись последняя!» Положительно, российская армия потеряла в лице Марицы Никаноровны славного сержанта. Но ему-то как быть, если от тайги до британских морей наша армия всех сильней? Всех! И его, Леонтия Тарасовича, горемычного!

Давно замечено: в безвыходном положении разум наш обостряется. Изобретателя осенило. Он по-военному развернулся на каблуках и через пять минут был уже у компьютера.

– Любушка, – сказал он коллеге, сидевшей за ним, – напечатай вот такой проектец решения, а потом мы чайку с яблочком…

Проект решения гласил: доработать блок согласно чертежу путём исправления обозначения, нанесённого на крышку блока. За счёт цеха. Так как в чертеже всё правильно. В результате неизбежного согласования добавилась фраза: за счёт цеха, но с помощью отдела. Вопрос отделу был? Был! Значит, обязаны помочь!

Леонтий Тарасович попил напоследок чайку с яблочком, пообещал в пути писать мемуары и поехал на «Волгострой».

– А ваш блок уже на Севере! – сказали ему. – Установлен и испытан без замечаний!

Леонтий Тарасович догнал изделие родной научной конторы где-то в районе Диксона. Теперь предстояло лезть в нутро судёнышка, на котором оно было установлено, вынимать его, отвинчивать крышку и привинчивать другую, которую он вёз с собой. Там было написано другое обозначение. Точно как на чертеже.

В тулупе, полагающемся на Севере, Леонтий Тарасович являл зрелище внушительное, у отдельных пессимистически настроенных членов команды даже возникли сомнения: а пролезет ли товарищ в люк? Но он решительно рассеял все сомнения:

– Всё по техническим условиям. Диаметр не более пятисот девяноста четырёх миллиметров! Я специально худел, прежде чем к вам ехать. Чаем с яблочком питался. Ну-ка, вот вы полезайте вниз!

Оробевший матрос, на которого указал Леонтий Тарасович, полез вниз и по Тарасычевой команде дёрнул за полы тулупа. С пробочным звуком «па!» тот очутился под палубой.

– Вот и спасибо. Хотите яблочка? – и достал из кармана очередное.

Оно исчезло, не успел инженер моргнуть глазом. Правда, вместо спасибо последовала язвительная реплика насчёт «вытряхнули бы карманы, не пришлось бы вас силой втаскивать, а говорили – диаметр, диаметр…». Разложив вокруг себя отвёртки и ключи, Леонтий Тарасович с матросами приступил к снятию нужного ему блока. Матросы принимали от него через люк всё, что он отвинчивал, и раскладывали в строгом порядке – ведь потом нужно было вернуть всё на место.

Сначала хватало места на палубе. Потом стали носить на причал. Назавтра от судёнышка оставался только корпус с частью палубы, рубкой и камбузом. На камбузе непрерывно кипел чай. За неимением на Севере свежих яблок туда кидали сушёные, точно отсчитывая дольки по указанию приезжего инженера.

– И в котором месте такая прорва всего помещалась! – удивлялась команда.

Но всему бывает конец, и однажды доблестный изобретатель добрался до искомого блока. Торжественно отвинтил крышку. Торжественно достал из-за пазухи новую, с правильным обозначением.

Привинтил.

– Урр-ра-а-а! – раздалось вокруг, на остатке палубы и на причале.

– Свинчивай всё как было! – скомандовал капитан.

– А зачем как было? – вдруг забеспокоился Леонтий Тарасович. – Вот тут же товарищи… вполне компетентные товарищи… говорили, что всё это не должно помещаться? Значит, можно и без всего этого? Так?

– Я сказал, как было, значит – как было! – капитанским голосом повторил капитан. – Я за всё это по инвентарной описи отвечаю, чтоб тебя камбала!

– А-а-а… да, как же, правильно, а то потом ведь заставят опись править... да-да, нельзя, там опять Марица будет цепляться, это будет целый процесс, вы правы, – пробормотал инженер и изобретатель. И с помощью тех же матросов за пару дней вернул всё на место.

Прощальный чай пили всей командой. Уже без яблок, которые закончились.

Сразу улететь домой у Леонтия Тарасовича не вышло. Север есть Север. Три дня ждали погоды. В итоге на всё про всё – составить и согласовать решение, изготовить крышку, съездить на «Волгострой», потом в окрестности Диксона, разобрать-собрать судёнышко и вернуться домой – ушёл месяц и два дня.

– А исправлять обозначение? Нет, это такой процесс был бы… Это квартал, а то и два... Вот что, Любушка, – обратился Леонтий Тарасович к коллеге, – давайте лучше с вами рацпредложение подадим. Там у них под палубой много лишнего, они сами говорят. Это же целая тема, может быть, даже изобретение, премию дадут. Вы начертите все чертежи, вы же как-то одолеваете Марицу Никаноровну. А ещё говорят, страшнее кошки зверя нет! Напишите потом в мемуарах, как вы с ней боролись и побеждали!

Люба улыбалась про себя. Мемуары пока рано, вчера была молодым специалистом. Но, значит, разнесли, что она сказанула Марице в ответ на её «у вас на каждое моё слово целая куча слов»:

– Есть ведь у вас кошка? Желаете общаться с бессловесными – так это к ней. А люди общаются словами… – после чего «непроходимый» чертёж был подписан марицыным начальником. Во избежание инфаркта.

Съездить даже на Север вместо таких «товарищеских встреч» – да, следовало отдать Леонтию Тарасовичу должное. Это было изобретение, достойное научного работника.