1

Уильям вообще хотел стать писателем, но устроился грузчиком, когда закончил школу. Стал таскать ящики с пивом и с соками. В один из дней, положив «Бад» на полку, подумал – впрочем, сказал:

– Люблю тех пожилых женщин, что продают сигареты и алкоголь и иногда уступают место в транспорте молодым.

– Что говоришь? – поинтересовался коллега, Сурен.

– Да так, мысли вслух.

Они перекидали коробки и тары, закурили на углу, стали тише.

– Смерть, она ведь нужна потому, что мы на Земле.

– Это как пить хочется на жаре.

– Или в тепло на морозе.

– Все дело в осени и весне, то есть в умеренной погоде, – добавил Сурен.

– Что касается и творчества, искусства вообще, которое делится на месяцы года. Февраль или август – это еще и жанры. Бывает роман июнь, случается кино май.

Продолжили труд, заполнили склад, часть его, если точней, пошли в подсобку обедать, погрели воду, залили «Дошираки», достали бутерброды с сыром, перекусили, держа на коленях тарелки, добавляя этим интимность процессу, выпили чай, сыграли в карты и стали отдыхать, ожидая разгрузки нового авто, приближающегося уже.

В свободное пока еще время пошли к кассиру Надин, начали шутить и болтать с ней в перерывах ее работы, Уильям сделал ей комплимент, отметил тонкость бровей, Сурен ушел в туалет, Надин предложила увидеться вечером, Уильям кивнул, ущипнул ее легонько за бок и пошел, дождавшись товарища, разгружать машину.

Сурен во время перекура указал взглядом на проходящую девушку.

– Красива.

– Нет просто слов.

– Уйдет.

– Догоню сейчас.

Уильям смотрел, как Сурен двинулся за прохожей и настиг ее.

– Девушка, у вас на спине сидит гигантский паук.

– О, господи, что же делать?

– Сейчас я его стряхну.

Он приобнял девушку, стряхнул воображаемое творение, пошел с ней, молчал. Добрался до угла дома и произнес:

– Я драматург, моя пьеса под псевдонимом Рашид Абубакар идет в театре. Можно вас пригласить?

– А когда?

– Давайте я вам позвоню и все уточню.

– Отлично.

Она продиктовала номер, он спросил:

– Как вас зовут?

– Оксана.

– До встречи.

– Ну, хорошо.

Сурен вернулся и пожал Уильяму руку.

– Все получилось?

– Да.

Он с легкостью начал носить упаковки и напевать «Оровел». Все замечательно. Жизнь прекрасна. Весьма. Сурен вдруг сказал:

– Вся беда в жалости. Умирают только потому, чтоб их пожалели. И соболезнующие только этого и хотят. Жалость – причина, смерть – следствие. Мать и дочь, где первая всегда оплакивает вторую. Именно смерть одевается в труп, ложится, получает цветы после концерта, шоу «Умирание», покидает могилу, и так без конца.

2

На следующее утро встретились возле магазина, Сурен на испытующий взгляд Уильяма произнес:

– Сказал я ей, что идет мой спектакль, у «Драмы» встретил, принес цветы, объяснил, что она мне просто понравилась, потому и придумал все это. Ничего, она все поняла, пошли с ней в кафе, договорились на завтра. У тебя как и что?

– Надин не смогла прийти.

– Что-то случилось?

– А вон и она.

Они встретили Надин, которая пожала им руки и сказала Уильяму:

– Можно тебя на минуту?

Они отошли, и она продолжила:

– Дочь приболела, не обижайся, не смогла отлучиться. Встретимся же потом?

– Хорошо.

Он воротился к Сурену, чтобы через пятнадцать минут разгрузить грузовик. Выблевать из него содержимое, будучи двумя пальцами во рту.

– «Мастер и Маргарита» – Евангелие от сатаны, – бросил Сурен.

– Думаешь?

– Новая Библия. Хоккейная пятерка.

– Любопытно.

– Конечно. Воланд есть Сталин, и это надо понимать, тогда станет доступно происходящее со страной в то время, написанной в том романе, переплетенном с ней.

– Но есть еще версия: этот роман – общее состояние, среднее выражение того, что творится в голове шизофреника.

– А почему не книги, скажем, Керуака?

– Они сами психи, где их врач – он сам. И здесь становится понятно, что психиатр рожает больных, отправляет их в вечность и умирает сам.

Подошла Надин, прислушалась и вмешалась:

– Сердечную мышцу питают слова, и они такие у всех: «сейчас я умру», потому что закон подлости никто не отменял.

– Выходит, умирают от желания жить.

– Из той же оперы суицид, – согласилась с Суреном Надин.

Они вышли на улицу и увидели на ней надпись – «Пикассо», не удивились ничуть, пропустили мимо себя Тургенева и Виардо, пьяного Есенина с компанией забулдыг, Маяковского с поклонниками, Цвейга с женой и самоубийством, авто с песнями Шаляпина, звучащими из колес, крыльев, капота и крыши, детей, кричащих «Мы хотим быть Арто», улыбнулись цветущему бытию и поужинали видами города, льющего соль и суть.

После работы взяли вдвоем по пивку, сели на лавочку и затянулись «LD».

– Вспоминаю свое детство, – сказал Уильям, – в моде был чай «Дилма», после капоры, лосины. Но мы при этом еще читали книги.

– Шутили про Горького и Толстого, – согласился Сурен.

– Было такое, да.

– А сейчас лекарство лечат болезнью.

– И такое неплохо.

Выкинули через пятнадцать минут пустые бутылки и двинулись по домам, благо жили недалеко, чтобы на следующий день впасть в выходной.

3

Уильям проснулся и понял, что мужчина смешнее женщины, так как та ближе к земле, и мы видим ее наполовину в ней: идет девушка, наблюдаемая только выше пояса, что безумно возбуждает, потому что парень видит полушария планеты, двигающиеся с ней. Он покурил очарование раннего утра, получил звонок от Надин с предложением прогуляться попозже, сегодня, дал согласие, принял ванну, съел булочку с маком, выпил кофе и сел играть в «GTA».

Надоело, открыл том Бомарше, начал читать, больше листать, скакать по пьесам его, увлекся, сам начал драматургию творить, прямо на телефоне, придумал персонажей грузин, перенес действие в вымышленную деревню Казбеги, усадил героев за стол, предложил им есть и пить, произнося тосты, устал, включил телик и подремал под музыку девяностых годов.

Вскочил, оделся, вышел, сел в автобус и поехал на улицу Рамзеса, встретился с Надин, подарил купленную по дороге розу, поцеловал подругу в щеку, повел ее по проулкам, тропинкам, местам, устроил на скамейке, сам принес два кофе, дал ей один, сел рядом и стал рассказывать о своем детстве, встреченном по пути.

Надин слушала, удивлялась, вставляла замечания и заметки, спросила о кличке его.

– Погоняла не было у меня. Или я о нем ничего не знаю.

Он обнял ее и поцеловал, они слились губами, похожими на рассвет и закат, между которыми солнце – язык. Надин произнесла чуть позже:

– Смерть – мамонт, жизнь – слон.

– Можно еще так сказать: смерть – конец и итог, а не начало, потому она – чай, чаевые: личное дело каждого, можешь дать или нет.

– Как у Селы, выходит, все действие, жизнь – в кафе и кафе.

– И от этой жизни, безумия, прячутся в детей, которые сумасшествие, выплеснутое наружу.

– Именно потому малыши неразумны.

Заглянули в кафе «Керуак», выбрали пиццу с сыром «Чеддер», по стакану сметаны, коснулись ногами под столом и вздрогнули, как упал самолет.

– Может, по пиву? – спросила она.

– Можно. Какое?

– Туборг.

– Идет.

Уильям заказал его, принесли пенные кружки, поставили на стол и пожелали приятного аппетита, вызвав благодарность двоих. Сделали по глотку и не смогли оторваться от неба, зашедшего через дверь и выпорхнувшего в окно.

Через полчаса стаканы были пусты, Уильям и Надин сидели и дожевывали пиццу, не смея взглянуть друг на друга, так как чувства были за них.

– Можно сказать, дети – нож, которым в магазине – в мире – разрезают хлеб пополам: на мужа и жену, что до дитя – одно.

– Такое все реже сейчас, почти нигде не встречается.

– В любом случае дома – в раю или аду – буханка разрезается на ломтики: так человек разбирается на части.

– Он становится текстами, стихами и прозой, переходит в искусство.

– Поэтому сейчас в «Ашане» или «Магните» на выбор предлагается хлеб: в виде литературы и жизни, строк и пустой страницы – чтения и письма.

Вышли на улицу, выкурили сигарету «Стакан», потому что так и есть: ты выпиваешь чай или кофе в виде дыма. Вернулись, он присел, она зашла в уборную, долго там была, а когда вышла, то была Суреном, который спокойно сел рядом с Уильямом и произнес:

– Фух, сполоснул лицо. Хорошо.

– А, ну да.

– Ты что удивленный?

– Ничего.

– Тут пришла мысль: переписка – тот же бокс, вот пишет мне оскорбления мой друг, он боксируют со мной, а я уклоняюсь от ударов: не читаю их. А потом клинчую – это Христос, обнимаю противника, расхожусь и засаживаю в челюсть бога-отца.

– Ну, не все смс такие. Есть любовные, есть нейтральные, деловые.

– В первом случае – борьба, во втором – штанга.

Уильям ничего не ответил, посмотрел в меню, выбрал пункт «Отрезветь», бросил взгляд в окно и увидел Надин и Оксану, уходящих по улице, громко смеясь, снова закурил, выпустил дым в виде сигареты и выкурил и ее.

P. S.

Чтобы заработать миллионы на своих картинах, книгах и музыке, нужно ходить, дышать, говорить, работать дворником или менеджером, жениться, родить детей, состариться и умереть. Да, и еще: не заниматься творчеством никогда.